«Плохо это или хорошо, когда правая рука не ведает, что делает левая, – подумал Дорогин. – Для милиции, может, и хорошо».

– Значит, вы работаете только в ночную смену?

– Совершенно верно.

– Ив неурочное время здесь не бываете?

– Нет. За исключением первых дней, когда проходил стажировку.

– Что-нибудь замечали подозрительное? Шумы, стуки, людей, занятых ремонтом на лестнице или здесь, снаружи?

– Точно сказать не берусь. Громко никто при мне не молотил, на тихие стуки я внимания не обращаю.

– А клиенты подозрительные попадались?

– Они все со странностями. Но подозрений никто не вызывал, – Кто-нибудь интересовался подробно башней, что здесь как устроено?

– По мелочам почти все спрашивали.

– Ладно. Если понадобится, мы вас еще вызовем.

«Рентген» они забрали с собой. Расписку оставили, но от этого было не легче.

– Что за хреновина? – поинтересовался охранник «Эвереста», когда они с Дорогиным остались вдвоем. – Раньше я ее здесь не видел.

– Может, из клиентов кто забыл, – Муму равнодушно пожал плечами.

Воробей, конечно же, не стал выходить обратно к «девятке». Низко пригнувшись, нырнул дальше в березовую рощу. Время от времени оглядывался, но признаков преследования не замечал.

Скоро ему пришлось сбавить шаг, вновь закололо в сердце. Он привалился спиной к стволу, проклиная собственную слабость. Сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и толкнул себя вперед, как автомобиль с пустым баком. Убраться как можно дальше от дороги, от трупа с аккуратным отверстием во лбу.

Поверит ли Алеф, что он, Воробьев, способен на подлость? Поверит под давлением фактов.

Шеф не слишком высокого мнения о человеческой природе.

Куда деваться? Исчезнуть – значит расписаться в своей виновности. Именно к этому подталкивал Никанор незадолго до своей гибели. Отправиться по собственной воле к шефу? Нет, на такую самоотверженность человек на рубеже шестидесяти уже не способен.

Едва волоча ноги, Воробьев еще час плелся по лесу, пока не вышел на асфальт. Голосовать не стал.

Машины проносились мимо, но одна женщина за рулем иномарки все же посочувствовала сутулому, с трудом переставляющему ноги пожилому человеку. Притормозила, подала чуть назад.

– Куда вам?

– В город, – остерегся конкретизировать Воробьев.

– До метро могу подбросить.

– Спасибо, – он тяжело плюхнулся в кресло.

– Вам плохо?

– Был приступ. Теперь прошел.

– Хотите, отвезу вас в больницу?

– Не надо, я уже принял лекарство.

Участие этой благополучной женщины начинало его раздражать. Новенький серебристый «Опель», брючный костюм, явно купленный не где-нибудь, а в модном салоне, музыка в машине не какая-нибудь – симфонический оркестр. Живет себе как у Христа за пазухой, и незачем ей связываться с сомнительными делами.

Хозяйка машины деликатно молчала, не хотела беспокоить его вопросами. Недалеко от подземного перехода Воробьев показал ей, где остановиться, и молча вышел из машины. Перед тем как хлопнуть дверью, бросил на сиденье две смятые сторублевки.

Он собирался заехать домой, забрать самое необходимое. Машина Никаноровых помощников отстала от «девятки» на полпути. Так было запланировано с самого начала, если проблем по дороге не возникнет. Скорее всего эти двое понятия не имеют о том, что случилось. Но очень скоро ситуация может измениться.

Приехав домой, он сделал круг возле двора, зорко посматривая по сторонам. Вошел в подъезд, долго прислушивался. Еще дольше прислушивался, прежде чем открыть ключом дверь. Зато в квартире все делал с удвоенной скоростью. Документы, остатки денег, смена белья, теплый свитер и осенние ботинки. Кажется, все. Места в сумке еще полно. Можно кинуть еще пакет молока и батон, чтобы по крайней мере до конца суток не тратиться на еду.

Кто же все-таки замочил Никанора? Кто решил оставить его, Воробьева, в живых? Вряд ли это личные счеты, наверняка выстрел связан с их миссией в Останкино. «Хвост», который они не заметили?

Он сделал паузу, прежде чем толкнуть дверь подъезда. Сглотнул горькую слюну и вышел со двора с фальшивой улыбкой на лице и сумкой на плече.

Кто-то знал об их миссии, следил за ней с самого начала и намеревался перехватить золотой приз, Все было разыграно четко: один из напарников убит, второй оставлен под подозрением. Они считали, что Телец в машине, и наверняка сунулись ее обыскивать. Значит, он вовремя смылся, иначе его бы замучили в лесу, допытываясь, где Телец.

Билеты покупать нельзя, во всяком случае по своему паспорту. Условиться с проводницей, сесть в вагон зайцем. Только вот денег – кот наплакал. Если б он был молодым, красивым, просто взял бы бутылку и, нахально улыбаясь, предложил бы скоротать время. А ему в следующем году стукнет шестьдесят. Если, конечно, ему суждено дожить до юбилея.

Черт возьми, как он раньше не сообразил? Это ведь те самые Никаноровы подручные. Вот кто точно знал о визите на башню. –Сам Никанор не стал посвящать их в дело, но ребята, наверное, узнали обо всем помимо него. Они только сделали вид, что отстали, а на самом деле продолжали сопровождать «девятку». Потом убили старшего и собрались хватануть кусок. Не тут-то было.

Воробей испытал мстительное удовольствие, представив их разочарованные, обескураженные лица. Получили, суки? Выгорело?

Но стоит ли тешить себя надеждой, что против него сейчас играют только двое? Они обязаны были сообщить о несчастье. Здесь, в Москве, на Алефа еще работают люди.

Возвращаться домой было большим риском. Совершенно неоправданным. Закрыл ли он дверцу холодильника после того, как в судорожной спешке достал оттуда пакет с молоком?

Одиночество и отсутствие работы сказались на нем или просто возраст? Последнее время Воробей начал проверять самые простые свои действия. Перед тем как лечь спать, раза три проверял, все ли конфорки выключены на газовой плите, все ли краны на кухне и в ванной плотно закрыты. Теперь вот забеспокоился насчет холодильника. Что за маразм?

Черт с ним, с холодильником, и с этой опостылевшей квартирой! Нужно спасать свою шкуру, и пусть весь остальной мир летит в тартарары!

Глава 19

Эта ночная смена оказалась самой длинной. Дорогин сидел без работы, время будто остановилось.

Только одна мысль грела душу – Тамаре стало полегче, кризис миновал. Правда, врачи пока еще не разрешали им общаться, в палату интенсивной терапии нельзя было позвонить.

Сергея подмывало выйти на лестницу, попробовать попасть в закрытую зону. Но как? По слухам, она перекрыта сверху и снизу. После изъятия «рентгена» вдвойне опасно проявлять интерес к событиям вокруг Тельца.

Вылезать на поверхность башни он тоже не хотел: ее могли взять под наружное наблюдение.

Однако густеющий туман постепенно менял его намерения. Туман будто настаивался в лучах восходящего солнца, превращался из облачной взвеси в молоко, разлитое в воздухе. Со смотровой площадки уже ничего нельзя было различить – Москва пропала, сгинула. Если б не теплый воздух, можно было подумать, что башня стоит посреди снежного поля. Истинную ее высоту тоже трудно было оценить – видимость сохранялась не больше чем на пять метров во все стороны.

"Попробовать, что ли? – подумал Сергей. – В таком тумане никто не заметит короткий рейд.

Надо вернуться за тросом".

– Ну как там, за бортом? – спросил охранник «Эвереста», ни разу за время своей работы не пожелавший выбраться даже на смотровую площадку.

– Если решил полюбоваться столицей, время сейчас не самое подходящее.

– А тебе чего на месте не сидится? Дурные предчувствия? У меня у самого кошки на душе скребут. Как начнут здесь порядок наводить, первым делом нашу фирму прикроют. Ну и черт с ней! Шарашкина контора какая-то! У меня от здешнего излучения голова постоянно чугунная.

Махну в другое место, хоть в отделение банка, хоть куда.